4 нояб. 2009 г.

Эксперименты с каменной кошкой.

Мои первые картины из песка с парой аистов, композиция с вазами и зимний сад с каменной кошкой.

Здесь приглушенная цветовая гамма. И первые пробы выделить центральные объекты картин рельефностью. Сделала это путём чередования слоёв песка и клея.

Мне не доводилось где-либо видеть или читать об использовании песка и клея в создании картин. Сейчас эти картины я бы сделала более выразительно.

Песок. Бусинки.Клей. Краски.


Приманила на мёд.

Бескрайние Даурские степи. Редкие сёла. Не широкие причудливо извилистые речушки, почти незаметные, прячутся в высокой траве.

Обосновалась я в одной небольшой деревушке. В одну улицу. Вдоль такой же узенькой и неглубокой речной протоки, но с берегами заросшими черёмухой и ивняком.

С противоположной стороны деревни – одинокое возвышение-гора с берёзками по склону, окружённое густыми зарослями конопли.

Сюда за груздями привела меня однажды свекровь Лукерья Матвеевна. Я заприметила её впервые на одном из занятий, где проводила политинформацию. В тот раз одна из женщин шепнула мне – это мать Геннадия, пришла посмотреть на тебя.

В другой раз она пришла в дом, где я поселилась. Хозяйки в доме не было. А я занималась уборкой – скоблила насухо ножом широкие половицы некрашеного пола.

С Геннадием мы познакомились весной в 1955 г., когда он вернулся со службы в Армии. Первый на селе гармонист. Видный и богатый (по тем временам) жених.

Отец его и братья работали трактористами и прицепщиками. Значит, и зерно у них было, чтобы себя и скот кормить. Держали они в своём хозяйстве корову, овец и кур. А Геннадий приехал из Армии в кожаном пальто ( служил он в Монголии). Такого пальто на селе ни у кого не было. Да ещё и отрез на костюм себе купил. Деньги в Армии на мелочи не расходовал.

А на что он попался в мои « сети»? Очень просто – на мёд! Я уже писала, что через дырки в заборе угощала деревенских друзей ложкой золотистого и ароматного мёда. Как мухи на мёд, « слетались» они к пасеке, когда мы начинали качать мёд.

И, конечно же, не пропускал эти моменты Геннадий – любитель мёда. Ему доставалась порция из самой большой ложки. Можно сказать, что он « прилип» на мёд, а точнее ко мне.

Тем временем пришел из Армии Иван Жуков. Белокурый шутник и весельчак. Полная противоположность Геннадию. Стал он «подбивать клинья» под меня, судачили кумушки.

Организовал через соседку сватовство. Та пустила слух, будто я выхожу замуж за него.

Однажды летним вечером меня вызвали на улицу. Я вышла за ворота. Группа парней окружила меня. Были здесь и Геннадий со своими братьями и Иван с друзьями.

Двоюродный брат Геннадия Толя сказал: - Вика, мы не отпустим тебя, пока не скажешь – с Геной или Ванькой останешься?
- Вы что, выпили лишнего?
- Да нет, мы серьёзно! Выбирай!

Пришлось подчиниться. Выбор-то, конечно, был определён давно. Мне оставалось только указать на Геннадия, что я и сделала. Меня тот час же отпустили. Парни вскоре мирно разошлись.

А осенью мы сыграли свадьбу.

Дед молча ухмылялся.

Занесло меня на самый юг Читинской области, в Даурские степи. Кто-то возможно читал роман-трилогию К. Седых, выпущенную в Восточно-Сибирском книжном издательстве в 1960 г.. Первый роман – « Даурия». Река со звучным названием Аргунь, казачьи сёла и судьбы казаков. Бескрайние, бесконечные степи. Я ещё вернусь к воспоминаниям связанным с Даурией.

Довелось как-то мне по делам колхозным ехать на машине в г. Борзю. Туда ехали днём, возвращались ночью. Ни машин, ни огонька кругом. Водитель то и дело сворачивал то вправо, то влево, то гнал машину прямиком помимо трассы. Как и чем он ориентировался – непонятно. Знаков и в помине не было.

Работала я помощницей у пчеловода. Дед уже довольно старый был. И хитрый, как я потом поняла. Он одни ульи осматривает, другие мне велит. А когда уезжает, наказывает – обязательно проверить этот или тот улей, что-то пчелы беспокойные.

Я уверенно пыхнула дымом в леток. Сняла крышку. Пчёлы тучей черной накинулись на меня, не успела и дымарь поднести.

Крышка полетела в сторону. Я вприпрыжку – в омшаник. Пчёлы у меня подмышками, на животе, на ногах – везде.

Впопыхах всё скидываю с себя. Сетка с головы, рубашка – на полу. Никак не могу стянуть с себя штаны. Лицо, руки, ноги, спина, грудь – всё горит огнём.

Наконец удаётся стянуть штаны. Но какие ещё пчёлы оставались там – все уже без жал. А жала их торчат, как занозы. Вытаскивай не вытаскивай их – бесполезно. Дело своё пчёлы сделали.

Ничего – пережила. Иммунитет уже был к пчелиному яду.

Только с темнотой накрыла я злополучный улей крышкой.

Деду я ничего не рассказала. Этого и не требовалось. Он только молча ухмылялся.

В тот улей он почти не заглядывал – мне оставлял. А я была научена. Хорошую порцию дыма давала туда прежде, чем крышку снять. Подсадила на рамку другую матку, как оказалось, матка там погибла.

На всей пасеке, а ульев насчитывалось наверно штук 40, такой злой семьи пчелиной больше не было.

Зато мед качали мы вместе с дедом. Он даже не сердился, если я кого-нибудь через дырку в заборе угощала ложкой золотистого ароматного мёда.