К счастью никто не умер.

Кто-то гремит дверцей печки, выдёргивает задвижку из трубы, распахивает дверь. Кричит:

--Подъём! Быстро вставайте! Все на улицу!

Холодный воздух врывается в дом. Никто не вскочил. Вяло поднялись трое: двое мальчишек и я.

Цепляясь за стены и дверные косяки, вываливаемся в прихожую. Тошнит. Опускаюсь на корточки. Куда-то проваливаюсь. Кажется, что мои ноги поднимаются вверх и я плавно делаю кувырок через голову. Тишина. Пустота.

Дуновение предутреннего свежего ветра охладило лицо, попало под ворот рубашки. Открыла глаза. Сознание вернулось. Поняла – мы угорели. Мальчишки после меня выводят очередных пострадавших.

Покачиваясь на непослушных ногах, возвращаюсь в дом. Там, рядом со мной, спала Верка. Лицо её закрыто клетчатым платком, сдёргиваю. Застонала – живая! С трудом поднимаемся вместе с пола. Поддерживаю её и , качаясь, вываливаемся во двор.

Соседи услышали неладное, сбегали за фельдшером. Она бегает от одного к другому, суёт под нос ватку, смоченную нашатырём.

Я опять иду в дом. Пытаюсь кого-то растормошить. У некоторых пена у рта, лежат как плети. Кого-то мне удаётся поднять, вывести на улицу. Падаем вместе на пороге. Очнулась от резкого запаха нашатыря.

Крики и стоны далеко разносятся по селу. Вынесли последних, возле них суетится фельдшер. Пытается ей помогать бледный с трясущимися руками преподаватель. Он ночевал у знакомых. И появился у своих подопечных последним.

Нас, а это двадцать с лишним человек от 15 до 17 лет, накануне определили ночевать в пустующем доме. На пол настелили солому. Хорошо натопили печь. Ночью кто-то беспечно закрыл задвижку на трубе. Результат – отравление угарным газом.